На экране компьютера старая акварель. Большая площадь полна народа: нарядные дамы, приказчики, разносчики, монахи, нищие... Чугунные столбики с масляными фонарями, карета – по многим признакам конец XVIII или самое начало XIX века. Я пытаюсь угадать, какой московский вид изображен на картине, и не могу.
Слева и справа площадь окружена колоннадой с арками – похоже на торговые ряды. За ними виднеются крепостные башни, еще две замыкают перспективу. Эти две подозрительно напоминают московские Иверские ворота. Но если это Иверские, то передо мной либо Манежная площадь – тогда откуда эта аркада торговых рядов, в Охотном таких вроде никогда не было? – либо...
«Ну-ка, а если вот так?» – человек за компьютером, худощавый мужчина лет 35, щелкает мышью, и я вижу ту же аркаду с другого ракурса, как бы с высоты птичьего полета. Здесь вопросов уже не возникает: на картинке с фотографической четкостью прорисованы Спасская башня и Василий Блаженный. Да, это Красная площадь – с совершенно непривычными торговыми рядами у самой Кремлевской стены, с белыми стенами и башнями Кремля, без привычного шатра над Никольской!
Алексей Калинчиков профессионально занимается 3D-графикой для кинематографа, а в свободное время создает трехмерные реконструкции Кремля и выкладывает на своем сайте. Пока для посетителей сайта mos-kreml.ru доступны изображения двух эпох – по состоянию на 1700-й и 1800-й годы. Реконструкция торговых рядов – из 1800 года, а озадачившая меня акварель – один из источников, которыми пользуется в работе Алексей. Жерар Делабарт написал ее в 1795 году по заказу будущего императора Павла I.
«Торговые ряды по периметру Красной площади есть не только у Делабарта, но и на известной акварели Федора Алексеева 1800 года, – поясняет Алексей, – ориентируясь на них, я и строю модель. Вот Верхние торговые ряды Матвея Казакова – на их месте сейчас ГУМ, они есть на фотографиях 1880-х годов – по этим снимкам мы устанавливаем масштабы, конфигурацию. А вот с размерами рядов у Кремлевской стены есть некоторая проблема...». Алексей еще раз «пролистывает» на компьютере старые изображения. Нет ни подробных планов, ни видов с высоты птичьего полета: оно и понятно, в те годы первые аэростаты братьев Монгольфье и Жака Шарля уже летали в небе Парижа, но над Москвой выше колокольни Ивана Великого не поднимался еще никто.
«Тот самый случай, когда картины не помогают: приходится обращаться к археологическим данным», – говорит художник и открывает новую папку. На экране – обмеры раскопов Красной площади, проводившихся во время ее реконструкции в 1920-х годах. Вот остатки легендарного Алевизова рва, еще проходившего до начала XIX века вдоль Кремлевской стены, а вот и фундаменты тех самых торговых рядов. Переключение – снова к картинке в окне трехмерного редактора. В соответствии с данными раскопов Алексей меняет ширину исчезнувших рядов: чуть шире, чуть уже – недолет, перелет...
Щелчок – и «новенькие» ряды из серых становятся желтыми, а кремлевские стены – кирпичными. Кладка – не «причесанная» и аккуратно выкрашенная, как в наши дни, а неровная, тронутая временем. Текстура для аутентичной русской крепостной стены XVI века берется с фотографий реальных стен. В Москве такие найти не удалось: красный кирпич Алексей брал со снимков Смоленской крепостной стены, а беленый – с фотографий Ростовского Борисоглебского монастыря. «В моей модели еще нет мелких деталей ландшафта, нет лодок, лошадей, карет... Самого интересного в любой эпохе. Есть люди, правда, пока я не могу сделать их крупнее – для этого требуется намного больше времени. Но начало положено», – улыбается Алексей.
Действительно, на большинстве гравюр или акварелей с видами старой Москвы мы видим множество людей. А каждый человек – это история, причем не столько личная, сколько сословная. Cолдатcкая форма, лохмотья нищих, облачения священников, кафтаны и шубы бояр: никакой самодеятельности, четкая картина мира, кем родился – тем и пригодился. «Если бы я попал в прошлое, хотел бы иметь возможность путешествовать, – говорит Алексей. – Быть как те иностранные купцы, которые в XVII веке удивлялись контрасту: бесконечные русские леса, поля, пустоши, а посреди этого – великолепный, грандиозный город. Поражающий воображение».
Москвичам повезло с Кремлем. Многие воспринимают его как данность, величественный облик крепости слегка «затерт» от повсеместного использования. Иностранцы смотрят на Кремль иначе. Особенно итальянцы. Об этом мы беседуем с историком архитектуры из Флоренции, приглашенным профессором МАрхИ, Федерикой Росси. Федерика признается, что больше всего любит разглядывать Кремль именно с хрестоматийных «открыточных» точек – например, с мостов.
«Многое в Кремле прямо связано с итальянским Ренессансом, – говорит она. – Стены и башни – самая ренессансная часть Кремля; это вообще крупнейшая крепость эпохи Возрождения. Миланский замок Сфорца, да и другие сооружения этого типа в Италии гораздо скромнее по размерам». Действительно, московские стены и башни больше всего похожи на итальянские прототипы. Кстати, понятно почему: из-за функциональности. «В фортификации важно точно соблюдать технологию: если построишь что-то свое, оно ведь может и не сработать. Тут был первичен не стиль, а функция, – продолжает Росси. – Это потом, после того как в XVII веке изображение кремлевской стены попало на икону Симона Ушакова “Древо государства Российского”, образ Кремля стал в России сакральным – больше, чем просто крепость».
Другой пример – Успенский собор Аристотеля Фиораванти. Это величественное здание в значительной степени наследует итальянскому Ренессансу, но много в нем и от православной русской архитектурной традиции. Почему? Возведение этого храма было становлением нового стиля, новой, московской, идентичности. В 1459 году на соборе архиереев в Москве было закреплено разделение Русской церкви на Киевскую и Московскую митрополии, тогда же великий князь Московский стал самостоятельно, без оглядки на Константинополь, утверждать митрополитов. При Иване III Москва стала крупнейшим региональным политическим центром, здесь сосредоточились светская и духовная власть. И государь всея Руси повелел воздвигнуть кирпичный Кремль и новый кафедральный собор.
«Успенский собор – это новое слово в архитектуре: в нем многое от Ренессанса и при этом многое от идеологии митрополита и Великого князя», – резюмирует Федерика Росси. Апрель 2016 года. Как и полтысячелетия назад, весеннее солнце топит последний лед на Москве-реке и прогревает робко зеленеющую траву у подножий стен. Кутафья башня, построенная миланцем Алоизио как предмостное укрепление Троицких ворот Кремля, – как была белая при Василии III, так и осталась. Правда, даже в 1980-х вокруг нее все выглядело по-другому – не было нагромождения киосков, касс, пропускных пунктов.
Мы с Алексеем Калинчиковым потихоньку преодолеваем очередь к металлоискателям в компании московского краеведа, знатока допетровского Кремля, одного из координаторов общественного движения «Архнадзор» Александра Можаева. – Оружие меняется – и пропускной режим меняется, – философски замечает Алексей. – Недаром в 1918 году, когда Кремль после двухвекового перерыва снова стал государственной резиденцией, вход в него и вовсе закрыли для горожан из соображений безопасности. – С тех пор как из Кремля повывели жилые дворы, ходить через него стали меньше, – комментирует Можаев. – Хотя, конечно, режим был не такой, как теперь. Но вот в начале XVIII века жилые дворы здесь еще были. А в Чумной бунт 1771 года Кремль стал свидетелем очень мощных беспорядков.
Рамки металлоискателей пройдены, мы выходим на когда-то единственный в городе каменный мост – Троицкий. Налево – угловая Арсенальная башня с ее стройным шатром. – С этой башней у большинства художников проблемы, – всматривается в Арсенальную Калинчиков. – У каждого художника был собственный стиль, в том числе и в передаче перспективы, пропорций. Своего рода авторский «коэффициент искажения». Арсенальная башня, на которой шатер не меняли, – реперная точка. Ориентируясь на нее, можно приблизительно вычислить этот «коэффициент» для каждого рисунка и по нему восстановить реальные формы утраченных строений, на нем изображенных. – А вот соседняя Никольская до начала XIX века имела совсем другой шатер – есть версии, что он был низкий, но с четырьмя угловыми круглыми башенками, как у Воскресенских ворот Китай-города, – добавляет Можаев.
Входим в Троицкие ворота. Слева – фасад Цейхгауза, петровского Арсенала. Вырос он там, где до начала XVII века стояла россыпь строений поменьше – церкви Параскевы Пятницы и Входа Господня в Иерусалим, хозяйственные постройки – государев Житный двор и Сахарные палаты, стрелецкий двор, боярские усадьбы.
У Цейхгауза была, что называется, трудная судьба: его заложили в 1702 году и из-за хронической нехватки денег строили почти 35 лет. На 13-м году строительства рухнула крыша. Менялись архитекторы и мастера, и вот, в 1736-м, Арсенал был построен – чтобы через год сгореть в печально знаменитом Троицком пожаре. Восстановили Арсенал за полтора десятка лет до прихода Наполеона, который, уходя, взорвал часть сооружения. Взгляд направо – еще одно здание трудной судьбы, на сей раз в стиле модернизма, Государственный Кремлевский дворец, изначально – Дворец съездов, заменивший старую Оружейную палату 1809 года постройки. – Зато буфет на крыше, – улыбается Александр Можаев. – Он и сейчас, кажется, в антрактах гостей принимает. Когда Хрущеву сказали, что новое здание испортит вид на Кремль со стороны Манежа, он ответил в своей манере: «С других сторон будете смотреть».
Впереди – подъемные краны: там, за Соборной площадью, разбирают бывшую Школу кремлевских курсантов, 14-й корпус Кремля. – От старого Кремля осталась, по сути, лишь Соборная площадь да сама сетка улиц, – неожиданно спокойно говорит Алексей. – Но тем он и интересен: облик Кремля вбирает в себя все эпохи. Допетровская Русь – Теремной дворец, соборы, Патриаршие палаты. Классицизм – Сенат и Арсенал. Псевдорусский стиль – Большой Кремлевский дворец. Советский модернизм – Дворец съездов. Жаль только, теперь не будет образца сталинского стиля – 14-го корпуса.
Краны работают день и ночь: стены хоть и ХХ века, но вполне крепкие, построены на совесть.
К внушительным – как везде в Кремле – охранникам подходит человек в пиджаке, говорит с ними, ждет пару минут, потом получает в руки какой-то сверток и отходит прочь, к Спасской башне. «Это он кирпич купил, на память, – объяснит мне потом один из бывших сотрудников администрации президента. – Мы же в этом корпусе сидели, живая память. Смотришь, как родные стены сносят, – слезы наворачиваются».
– Объекты всегда завязаны один на другой, нельзя вернуть один, не убрав более поздний, – Калинчиков явно недоволен картиной. – Говорят о ценности истории, о бережном подходе – а почему-то занимаются разрушением. Еще бы, это легче. – Жаль, – вздыхает Можаев. – У корпуса был хороший главный фасад. И ведь они его при разборке пилят на квадраты, хотя вполне можно было собрать заново в другом месте! А что здесь теперь? Пустота, тревожная и бессмысленная... Мы выходим на Красную площадь через самые знаменитые ворота древней крепости – Спасские. И, на прощание с Кремлем, по традиции «ломаем шапки» – через эти ворота всегда было принято проходить с непокрытой головой.
«Вот он, мой главный рабочий инструмент!» – мы снова у компьютера, где Алексей работает еще над одним «кадром» панорамы, на сей раз 1700 года. На экране – топографическая карта, на которую наложены силуэты строений разных эпох. Пользуясь ею, удобно соотносить пропорции и взаимное расположение сохранившихся зданий и тех, что не уцелели. Если взглянуть на эволюцию планировки Кремля, можно увидеть, как все его составные части с веками укрупняются. Где стояли три-четыре небольших терема, в XVII веке появляется большой дворец Бориса Годунова; к XIX он подминает под себя еще несколько строений и к середине века превращается в Большой Кремлевский дворец. Что-то подобное случилось и с Дворцом съездов, и с Сенатом, и с Арсеналом: все кварталы Кремля стремятся стать монолитными. «Если теперь на месте Школы кремлевских курсантов снова появятся здания монастырей, это будет беспрецедентный в кремлевской истории шаг назад», – говорит Алексей. У Федерики Росси на этот счет свое мнение: «Может быть, эволюция Кремля и логична, а на взгляд нашего современника, Кремль вполне гармоничен... Но, пожалуй, мне ближе та точка зрения, что Кремль – это ансамбль, искаженный многочисленными перестройками. Профессионалы-историки точно знают, что стояло в Кремле в каждом веке, и пытаются это изучать буквально по крупицам».
Слой за слоем
На основе акварели Жерара Делабарта, запечатлевшего Верхние торговые ряды на Красной площади в 1795 году, Алексей Калинчиков создает трехмерную модель.
В декабре автор сайта mos-kreml.ru выпустил книгу «Московский Кремль. Альбом графических реконструкций». В альбоме представлены 20 панорам формата 60х21 см с краткими описаниями на русском, английском и немецком языках
Алексей Калинчиков – не историк, но он тоже собирает данные для своих реконструкций по крупицам. Я спрашиваю, почему в 1700 году стены Кремля – не белые, как скажем, на панораме через 100 лет, а привычно красные. «Побелка имеет свойство облезать, – поясняет Алексей. – Я исходил из сведений о том, что к 1700 году крепость была в запущенном состоянии: через щели в стенах мог протиснуться человек, а к башням страшно было подходить. Можно сделать вывод, что побелка тоже давно не поновлялась. В общем, я решил панораму 1700 года делать со следами старых белил».
Насколько эти реконструкции соответствуют историческим данным? «Этот опыт достаточно интересен. И, в общем, достаточно достоверен, – комментирует доктор искусствоведения Андрей Баталов, заместитель директора Музеев Кремля по науке. – Такую реконструкцию можно только приветствовать». Ученый останавливается на виде Кремля 1700 года с противоположного берега Москвы-реки: «Любопытная интерпретация. Правда, старинные изображения сами по себе схематичны, поэтому вряд ли стоит ожидать чуда. Например, Запасной дворец на “взрубе”, укрепленном склоне холма, изображен в целом согласно гравюрам XVIII века. Но в источниках мы не можем увидеть адекватных деталей – поэтому реконструкция, мне кажется, достаточно смелая. Я бы никогда не стал делать такую, тем более что мы никогда не узнаем правды».
В своем стремлении воссоздать полную картину Кремля Алексей Калинчиков не может позволить себе «белых пятен», поэтому идет на осознанный риск. Конечно, никто не проверит, насколько правдиво изображение того же Запасного дворца Бориса Годунова. Но от одного взгляда на него захватывает дух: вот он, возвышается поверх двух поясов оборонительных стен (внешняя подходила к самому берегу, сейчас на ее месте Кремлевская набережная). А внутри крепости – множество мелких участков, домов, сараев. «Большая деревня, как есть», – смеется автор. Этот Кремль одновременно и удивительно похож, и совершенно не похож на тот, к которому мы привыкли. И в то же время не отпускает ощущение, что «все так и было». Картина на мониторе живая – утренний свет ложится на древние кирпичи, башни отбрасывают мягкие тени и отражаются в тронутых легкой рябью водах Москвы-реки...
Как бы хотелось хоть ненадолго оказаться там, совершить виртуальную прогулку! Компьютерные игры из жизни старой Москвы – первое, что приходит в голову. «Самое серьезное направление – не игры, а образовательные программы, – поправляет Калинчиков. – Сейчас технологии позволяют получить сверхдетальное изображение на большом экране, впечатляющее своим реализмом, а если добавить движок, подобный игровому, – можно было бы организовать подробную реконструкцию, например, сражения. Это будет более правильно, чем «стрелялки», к которым пытается нас склонить современная культура».
О том же рассуждает и профессор Баталов: «Такие проекты могут очень удачно использоваться в просветительской деятельности – включая ту, которую ведут наши музеи». Ему вторит Александр Можаев: «На моих лекциях о старой Москве случаются проблемы с пониманием. Есть чертежи, прориси – но попробуй объясни такое ребенку! Даже если этот ребенок фанат истории. А точная наглядная реконструкция – это вполне вариант. Я бы и сам с удовольствием посмотрел на бунты XVII века, и на события 1812 года».
Алексей мечтает о своего рода историческом планетарии, где можно будет по желанию погружаться в любую эпоху московской истории и наблюдать эволюцию города. И даже воплотить идею Дворца Советов и другие проекты генплана 1930-х годов! «А можно было бы, – продолжает он, – найти в Подмосковье участок земли с похожим рельефом и построить там Кремль XVI века. Представляете? Воссоздать на новом месте, с чистого листа, образец другой эпохи! Тогда бы ничего не приходилось сносить и восстанавливать».
Pentru a putea adăuga comentarii trebuie să fii membru al altmarius !
Alătură-te reţelei altmarius